А глаза фонарей вновь слезятся дождем...
В ночном узоре, в грезы мои вползает Луна...
Знаешь, я в этом городе чаще впадаю в унынье... Клаустрофобия
Крылья раскрылись, а может - раскрылилсь...
Мой город
Последний раз в салочки я с прошлым играю...
Петербургские трущобы
Плачу, спотыкаюсь, на части рвусь...
Сухого вереска в камин брошу
Этот город, набитый людьми до "нельзя"...
Черных окон кричащие рты...
Я отражаюсь в зеркалах...
Каждую улицу, каждую подворотню
Колыбельная городу
В ночном узоре
Холодно, Ксения
А глаза фонарей вновь слезятся дождем,
Словно сотни желтеющих лун, громоздясь вдоль дороги.
А она упирается в старенький дом,
Как и осень вокруг бесконечно убогий.
А в том доме свеча на столе горяча
И иконы в углу потемнелы, но святы.
А за окнами звезды, беззвучно крича,
Изогнулись дорогою млечно - горбатой.
А за Млечным мостом ветер листья кружил
И в окно их горстями бросал, чуть не плача.
А в том доме никто не живет и не жил,
Потому что он в будущем мне предназначен.
В ночном узоре
В грезы мои вползает Луна.
Мне снится море
И город у моря, в котором война.
Скалы в иссини - белом
И гравий седой,
И рядом кто-то большой и смелый
И на четверть святой.
Горячий асфальт и нахальные взгляды
Нежданных ветров.
И кажется диким, что могут быть рядом
Притоны врагов.
Две пули приму и в дорожную сажу -
Как снег с теплых крыш…
Я знаю заранее все, что ты скажешь
И все, что смолчишь,
Отдав мою жизнь милосердной пучине,
Стословной толпе.
Как жаль, что меня умирать не учили
На этой земле!
Но впрочем, для данной науки мне рано
Дипломы писать,
А значит - пора кровью выштопать раны,
А значит опять…
Иду, зачеркнув все слова в приговоре,
Отмщеньем пьяна.
Мне снится море и город у моря,
В котором война…
Знаешь, я в этом городе чаще впадаю в унынье,
Пью вино, отдающее плесенью прожитых дней.
Заливаю глаза полуночной бессонною синью...
И себе обещаю, что завтра смогу быть сильней.
Ем невкусную пищу, люблю - некрасиво и пошло...
Или грубо рифмую стихи и курю натощак.
Долго шарю руками в бездарно растекшемся прошлом.
И себе обещаю, что завтра все будет не так.
Отпускаю неделю в тоску календарнго быта.
И себя забавляю какой-то настольной игрой.
Я на небо смотрю, как на старый потрепанный свиток.
И опять обещаю, что завтра я буду другой.
Закрываю окно полинявшей портьерою пыльной
И гашу в себя тысячи солнечно-огненных ватт.
Знаешь, я в этом городе чаще впадаю в унынье.
Но вот только ли город в уныньи моем виноват?..
Клаустрофобия
Остановись, за тобой бегут,
Но оглянуться назад не смей.
Это лишь тени вчерашних дней
Спать не дают, жить не дают.
Спрячься в ночи, за тобой следят.
И в тишине почувствуй опять
В центре души твоей рыщет взгляд
Того, кого ты не можешь знать.
Иди, торопись. А куда - все равно.
Звездою лети в теплоту моих рук.
Зачем себе лгать, ты знаешь давно,
Что жизнь твоя - замкнутый круг.
Извилины улиц и влиты, как воск,
Во тьму свечи звезд над Дворцовым мостом.
И так похож на каменный мозг
Город, в котором ты ищешь дом.
Крылья раскрылись, а может - раскрылились,
Белым на черное полночью вылились.
Там, где сливались с тобой в быстром шаге мы,
Где с колоколен спускались до низа мы:
Ангелы, ангелы, ангелы, ангелы
Кружатся, путаясь крыльями, ризами...
Воздух звенит. И плывут в невесомости
К каменным братьям на площади Зимнего
Белые руки и белые волосы
Небо замучили белыми ливнями.
Летние сумерки - вязкие, жаркие,
Здесь о прохладе и думать не велено.
Только летит над дворцами и парками
Перьев узор - разворотами веера.
Снова над Питером - звезды ли, шпаги ли? -
Падают в ночи, от ужаса белые,
Ангелы, ангелы, ангелы, ангелы...
Как разглядеть вас на небе посмела я?
Мой город
Невский, час пик, свалка лиц.
А мне также, как окну ставен алкать.
Затворить глаза броней ресниц
Слезы хоронить и в себя плакать.
Просто так. На деле - ничего личного,
Видно эту давку сочинил бездарь.
Питерских отелей заплатки кирпичные
Толпу рассекают плечами подъездов.
Тени расползаются, крылья швыряя.
На домах бинты и пластыри вывесок,
Пристают торговцы: "Нехотите ли чая?"
-Боже мой, из этой суеты вынеси!!
Люди отабунились. Их скачки
Тротуарам серым не дают роздыха.
Девы-колоколенки встают на цыпочки.
Тонкие и бледные кричат : "Воздуха!"
Каждую дверь приступом. Тел тараны.
И слова захарканы матерной прозою.
Расправляют усики трамвайные тараканы
И наполнив брюхо человеченкой, ползают.
Давка…… и лишь только глубоко за полночь
Ты увидишь, если хватит сил выстоять -
На манжетах набережной- мостов запонки
Да гуляка-ветер на пустых пристанях.
Последний раз в салочки
Я с прошлым играю -
Июльская бабочка
В осеннем трамвае.
В пальтишко закутаюсь?
Оставьте в покое!
Ресницы распутаю
И веки раскрою-
Как плоские ракушки -
Все слишком непрочно.
Подумать о завтрашнем,
Дожди напророчить.
...Устала, промокла,
Лениво сутулится
Сквозь грязные стекла
На чистые улицы,
Где небо вразвалочку,
Глядит не мигая
Июльская бабочка
В осеннем трамвае.
Петербургские трущобы
Черных домов желтые окна
Да фонари, словно бусы из пламени.
Город, как склеп в стиле барокко
Сводит с ума молчанием каменным.
Резкие звуки вдоль подоконников
Терзают воздух до дрожи сверчки…
…Или…
Случайные дети богатых любовников
Где-то учатся играть в ножички.
Ветер в городе вздохами полн,
Да и откуда тишине взяться?
Вздрогнет Фонтанка и в гостиницу волн
Примет нового постояльца.
И помолиться о нем некому,
Только дожди за спиной плачут.
Гулящая девка идет по Невскому
И небо пригоршнями в глазах прячет.
С губ крик вниз урони,
Тени дрожат за окном занавешенным.
Ночи наполнены белыми призраками
Всех неприкаянных и не утешенных.
Утро раздарит лучей снопы,
Крови чужой напившись вдосталь,
Воры и убийцы расползаются, как клопы
В черные щели Васильевского острова.
Храмов крепости - стражи Вечного,
Тонким крестом небосвод вспорот.
Слава тебе, боль человеческая,
Силой своей воздвигшая город!!!
Плачу, спотыкаюсь, на части рвусь.
Я кричу, а город - такой спокойный!
И звучит мне в спину трамвайный блюз,
А хотелось, чтобы звон колокольный.
В проводах и лампах играет ток,
Разноцветных вывесок рваный пояс.
И Пикассо в небе рисует смог
И забыты крылья Рублевских Троиц.
Здравствуй. До свиданья. И будь здоров.
Где была икона, теперь парсуна.
Над толпой смеется безумный Орфф
И поет привычное: " O, Fortuna!"
Прячу от прохожих усталый взгляд.
Рассыпает листья парад осенний.
И рифмуют люди жаргон и мат,
И страдает где-то немой Есенин.
Горизонт задавлен десятком спин,
Только где-то сверху полоски молний.
Запеленут город в афиши "Queen",
А хотелось, чтобы в звон колокольный...
Сухого вереска в камин брошу,
Чтоб пряный запах победил холод.
Отдам Тебе, мой Господин, душу
И ничего не взяв, уйду в город.
И станут улицы моей кельей -
Многоголосным и чужим домом.
На рамена приму ярмо метелей
И всех кладбищенских ворон гомон.
Я над могилою его встану
И разорву себе глаза плачем
И облекусь потом в его саван
И в прегрешения его, значит.
Пусть серый город пропоет чинно,
Что больше быть мне на земле не с кем.
И будет празднично молчать Зимний,
И будет также многолик Невский.
Не сразу выучусь судьбе новой
И буду падать лишь качнет ветер.
Но с покаяньем поднимусь снова,
А на рассвете пропоет петел.
Всех юных девушек, когда встречу
Утешу словом, помогу делом.
И я любить их научу вечно,
Чтоб сердцем смерть перешагнуть смело.
Сухого вереска в камин брошу -
Пусть ходит запах по углам комнат.
Такую выбрала сама ношу:
О нем, единственном, всегда помнить.
Этот город, набитый людьми до "нельзя"
И фонарь, как горящая шляпка гвоздя.
Бесполезные шутки -
Веселья акцент.
Ну хотя бы минутку
Без споров и сцен!
Но чуть-чуть утешает мотивчик простой:
"Это все не со мной..."
.................................
Из динамиков альт
Пропоет: "все ОК!"
А на грязный асфальт
Изливают елей.
Лишь одно мне мешает поспорить с толпой -
"Это все не со мной..."
Ты подаришь мне ложь
И поймаешь такси,
На последок швырнешь
Роковое "прости".
Я не помню уже как вернулась домой -
"Это все не со мной..."
Черных окон кричащие рты
И домов одичавшие лица.
Как сбежать от людской суеты,
Чтоб в единую плоть с ней не слиться?
Снова чувствую жизненный жар,
Словно все это было до этого -
Шаг один и рассыплется шар,
Что Землей назывался поэтами.
И у самой последней черты
Лишь одно вспомню я, зло и дико, -
Беззащитно открытые рты
Черных окон, уставших от крика.
Я отражаюсь в зеркалах, один
К другому шпилькой закрепляю локон.
Живая память вязью паутин
Закутывает сердце в тесный кокон.
Сережки из зеленого стекла
Да яркий блеск черешневой помады -
Моей улыбки острая игла
К себе чужие пришивает взгляды.
Играет платье тканью на ветру,
Браслетов модных голубая смальта.
И я цветущей бабочкой иду
В оранжерее камня и асфальта.
Каждую улицу, каждую подворотню,
Каждую, навсегда закрытую дверь,
Я не люблю особенной нелюбовью.
Вечный и страшный город моих потерь.
Ради тебя навсегда потеряла душу.
Надеюсь найти, но, похоже, что не дано.
Летом здесь холодно - ну, а зимою – душно.
Огромная декорация для кино.
Меня бутафорские стены уже не греют.
Устала загримировывать страх и грусть,
Плакать в подушку, смеяться в раскрытый веер,
Прятать душу, но зато открывать грудь.
Дворники, как сторонники эвтаназии,
На умирающий лед рассыпают соль.
Ты победил меня, город дождей и грязи!
Серым гранитным жерновом-колесом
Перемолол и развеял живою пылью,
Переманил от Бога и запер вход,
Переборол все попытки и все усилья,
Мне не простил измены – жесток и горд.
Ксенья Блаженная, ныне твой город – страшен,
Чудовищная гранитная колыбель.
Сытые вороны на крышах и шпилях башен
Глядят на голодных питерских голубей.
Колыбельная городу
Мой город говорит со мной на французском,
Мой город говорит со мной на немецком,
На вычурном, чопорном, великосветском
Но, увы, непонятном душе языке.
Мой город - такой европейский и важный.
Здесь рядом, здесь всюду гранитные стражи.
В прожилках речных он запутан, как в пряже.
Еще до сих пор не разгадан никем.
Проекты Растрелли, труды Монферана,
Изящные скверы, седые фонтаны.
И кажется все необычным и странным -
Смешеньем, срастаньем времен и веков.
Здесь даже туманы из Лондона родом.
На финском, на шведском здесь шепчутся воды.
Мой город навеки в плену непогоды,
Зашитый в тяжелый гранитный покров.
Мой город, хотя и красив он и статен,
Былинным, напевным вовеки не станет.
Здесь нет петушков и расписанных ставень,
Резных куполов, деревянных оград.
Мой город говорит со мной на французском,
Мой город говорит со мной на немецком,
На вычурном, чопорном, великосветском,
Но все не по-русски
И чуть невпопад.
В ночном узоре
В грезы мои вползает Луна.
Мне снится море
И город у моря, в котором война.
Скалы в иссини - белом
И гравий седой,
И рядом кто-то большой и смелый
И на четверть святой.
Горячий асфальт и нахальные взгляды
Нежданных ветров.
И кажется диким, что могут быть рядом
Притоны врагов.
Две пули приму и в дорожную сажу -
Как снег с теплых крыш…
Я знаю заранее все, что ты скажешь
И все, что смолчишь,
Отдав мою жизнь милосердной пучине,
Стословной толпе.
Как жаль, что меня умирать не учили
На этой земле!
Но впрочем, для данной науки мне рано
Дипломы писать,
А значит - пора кровью выштопать раны,
А значит опять…
Иду, зачеркнув все слова в приговоре,
Отмщеньем пьяна.
Мне снится море и город у моря,
В котором война…
Холодно, Ксения,
В городе северном плачут ветра.
Листья осенние
Снегом укроет еще до утра.
Холодно Ксения, небо расколото.
Сверху сквозь трещины - снег и вода
Улицы серые сонного города
Помни их, Ксения, помни всегда…
Ветрено, Ксения,
Память чужая пронзает насквозь.
Пылью рассеянна,
Впутана лентою в пряди волос.
Ветрено Ксения, лучшего повода
Я не найду и без спроса спою.
Улицы серые сонного города
Помни их, Ксения, даже в раю.
Горестно, Ксения, даже спасение
Ныне живущим не нужно уже.
От воскресения до воскресения
Мы о своей забываем душе.
Горестно Ксения, словно растение
В сердце цветы распускает печаль
Сонного города улицы серые
помни их, Ксения, и навещай.
Холодно, Ксения,
В городе северном плачут ветра
Листья осенние
Снегом укроет еще до утра
Холодно Ксения,
Вымоли нам хоть
немного тепла.