| | | Нет, бытие - не зыбкая загадка...
О как ты рвешься в путь крылатый...
Первая любовь.
Пир
Расстрел
Тайная вечеря
Феина дочь утонула в росинке…
Нет, бытие - не зыбкая загадка.
Подлунный дол и ясен, и росист.
Мы - гусеницы ангелов: и сладко
Въедаться с краю в нежный лист. Рядись в шипы, ползи, сгибайся, крепни,
И чем жадней твой ход зеленый был,
Тем бархатистей и великолепней
Хвосты освобожденных крыл. О как ты рвешься в путь крылатый,
Безумная душа моя,
Из самой солнечной палаты
В больнице светлой бытия! И бредя о крутом полете,
Как топчешься, как бьешься ты
В горячечной рубашке плоти,
В тоске телесной тесноты! Иль, тихая, в безумье тонком
Гудишь - звенишь сама с собой,
Вообразив себя ребенком,
Сосною, соловьем, совой. Поверь же соловьям и совам,
Терпи, самообман любя, -
Смерть громыхнет тугим засовом
И в Вечность выпустит тебя. Первая любовь В листве березовой, осиновой,
В конце аллеи у мостка,
Вдруг падал свет от платья синего,
От василькового венка. Твой образ легкий и блистающий
Как на ладони я держу,
И бабочкой неулетающей
Благоговейно дорожу. И много лет прошлого, и счастливо
Я прожил без тебя, а все ж
Порой я думаю опасливо:
Жива ли ты, и где живешь. Но если встретиться нежданная
Судьба заставила бы нас,
Меня бы, как уродство странное,
Твой образ нынешний потряс. Обиды нет неизъяснимее:
Ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
Ты для меня не сберегла. И все давным - давно просрочено,
И я молюсь, и ты молись,
Чтоб на утоптанной обочине
Мы в тусклый вечер не сошлись. Пир
Так лучезарна жизнь и радостей так много!
От неба звездного чуть слышный веет звон:
Бесчисленных гостей полны чертоги Боги;
В один из них я приглашен. Как нищий, я пришел; но дали мне у двери
Одежды светлые, и распахнулся мир:
Со стен расписанных глядят цветы и звери,
И звучен многолюдных пир. Сижу я и дивлюсь… По временам, бесшумно
Дверь открывается в мерцающую тьму…
Порою хмурится сосед мой неразумный
А я - я радуюсь всему: И смоквам розовым, и сморщенным орехам,
И чаше бражистой, и дани желтых пчел;
И часто на меня со светлым, тихим смехом
Хозяин смотрит через стол... Тайная вечеря Час задумчивый строгого ужина…
Предсказанья измен и разлуки…
Озаряет ночная жемчужина
олеандровые лепестки. Наклонился апостол к апостолу..
У Христа - серебристые руки.
Ясно молятся свечи, и пО столу
ночные ползут мотыльки. Расстрел Бывают ночи: только лягу,
В Россию поплывет кровать;
И вот ведут меня к оврагу,
Ведут к оврагу убивать. Проснусь, и в темноте, со стула,
Где спички и часы лежат,
В глаза, как пристальное дуло,
Глядит горящий циферблат. Закрыв руками грудь и шею, -
Вот - вот сейчас пальнет в меня -
Я взгляда отвести не смею
От круга тусклого огня. Оцепенелого сознанья
Коснется тиканье часов,
Благополучного изгнанья
Я снова чувствую покров. Но сердце, как бы ты хотело,
Чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
И весь в черемухе овраг. Феина дочь утонула в росинке,
Ночью, играя с влюбленным жучком.
Поздно спасли…На сквозной паутинке
Тихо лежит.
Голубым лепестком
Божьи коровки ей ноги покрыли,
Пять светляков засияли кругом,
Ладаном синим ей звезды кадили,
Плакала мать, заслонившись крылом.
А на заре пробудилась поляна:
Бабочка скорбную весть разнесла…
Что ей - до смерти? Бела и румяна,
Пляшет в луче и совсем весела.
Все оживляются… "Верьте не верьте, -
Шепчут друзьям два нескромных цветка, -
Феина дочь за минуту до смерти
Здесь, при луне, целовала жучка!"
Мимо идет муравей деловитый.
Мошки не поняли, думают - бал.
Глупый кузнечик, под лютиком скрытый,
Звонко твердит: "Так и знал, так и знал…"
Каждый спешит, кто - беспечно, кто - мрачно.
Два паука, всех пугая, бегут.
Феина дочь холодна и прозрачна,
И на челе чуть горит изумруд.
Как хороша! Этот тоненький локон,
Плечики эти - кто б мог описать?
Чуткий червяк, уж закутанный в кокон,
Просто не вытерпел, вылез опять.
Смотрят, толкаются… Бедная фея
Плачет, склонившись на венчик цветка.
День разгорается, ясно алея…
Вдруг спохватились : "Не видно жучка!" Феина дочь утонула в росинке,
И на заре, незаметен и тих,
Красному блику на мокрой былинке
Молится маленький черный жених…
| |
